 |
| Юрий Николаевич Рерих в 1957-60гг. в Москве. |
Он бегло, почти незаметно окинул взглядом наши ли-ца, видимо, ожидая увидеть возмущение по поводу про-явления такого бескультурия, но наша реакция была, наверное, достаточно бледной.
Вообще-то сегодня Ю.Н. уже рассказывал, как они с отцом когда-то хотели найти аналог русскому слову "подвиг" в иных языках. И пришли к выводу, что анало-га нет. "В русском народе живёт героизм", - говорил Ю.Н. А теперь он задушевно сказал: "У русских подвиг ещё не соединился с культурой".
Говорили об обычаях, нравах, традициях разных наро-дов. Как живётся ему здесь после привычного уклада жизни в Индии. И как вести себя, когда попадаешь в иные условия. "Пусть всё будет согласно местному обычаю". Образ жизни в своей видимой внешности, поведение, речь, одежда - всё должно быть таким, чтобы не задевать, не будоражить, не оскорблять местных мнений, взглядов. Не оскорблять верований. Не привлекать на себя излишнего внимания. Даже такие необходимые жизненные случаи, как свадьба, похороны и т.д. должны свершаться так, как принято в этой стране. Неоднократно за этот вечер он повторял: "Пусть всё будет согласно местным обычаям". Чувствовалось, что эта идейная установка была прочно утверждена в его семье - в семье Рерихов.
Да, ведь на нём теперь блуза цвета хаки, носимая в Со-ветской армии, его армейские брюки… Вспомнил и то, что на фотографии его отца, Николая Константиновича рядом с архитектором Щусевым - оба в типичных для того времени кепках, в каких ходили тогда все в 20-е годы в пролетарском государстве. "…Согласно местным обычаям".
Эта фраза чётко запомнилась, и несколько не в унисон - радостной и временами весёлой встречи - отдавала веянием грустного и даже трагического предзнаменова-ния.
Беседа текла свободно, менялись темы и настроения, казалось, что всё идёт без какого-то определённого плана и цели.
Но я стал замечать среди этих рассказов, идущих не-произвольной мозаикой и нечто такое, о чём читал раньше, но чего в жизни никогда не приходилось наблю-дать: восточный метод ведения беседы. Ю.Н. говорил обо всём, но между такими, кажущимися незаметными темами, иногда, не выделяя тоном, не подчёркивая ничем, даже как бы, между прочим, он произносил кое-что чрезвычайно значительное. И если сознание слушателей готово и очень внимательно, то они это ловят, если же нет, то ускользает. Так получается "по сознанию".
К примеру, говоря о своём друге йоге Карма Дордже и о том, что он развил в себе способность питаться только водой и мускусом, Ю.Н. упомянул, что есть специальный ашрам для таких упражнений. И далее: "Теперь работают только четыре Ашрама…" И даёт их азиатские названия, которые я позже, как ни силился вспомнить, не смог восстановить в памяти. Запомнил только: "Один на западе…, второй - у Эвереста, третий у Таши……., четвёртый …."
Позже, уже дома, мы все трое записывали всё, что помнили, и получалось, что каждый из нас упустил мно-гое и даже приходилось удивляться, неужели он об этом говорил. Приходилось убеждаться, что верно изречение, что человек видит и слышит только то, "что знает", то есть - к чему настроена его мысль.
Или ещё такое: "Надо очень обращать на тонкие, но навязчивые и повторяющиеся мысли…" И далее уже рассказ, как однажды в Монголии, поздно вечером он работает за столом, что-то записывал, рядом было окно. Пришла мысль: "Нагнись!"
Потом ещё. Но он не расположен был что-то неясное и непонятное для него делать. Не наклонился. Потом ещё сильнее мысль, как приказ: "Нагнись!" И как бы сила какая-то его в этот момент пригнула к столу и - в тот же миг прозвучал выстрел. Пуля пробила стекло и ушла в стену. Потом искали, кто стрелял в него, но ничего не нашли.
Естественно, что по ходу разговора при нём записы-вать было неудобно, хотя Гунта и что-то на коленях пы-талась в блокноте отмечать.
Но ужин шёл своим чередом. После салата и изыскан-но приготовленного супа подали чай. Ю.Н., как уже хо-зяин дома, протягивает сахарницу Рихарду Яковлевичу и затем - мне. Я не очень ловко беру ложечкой два куска рафинада, и тут ЮН, видимо, решив уделить мне внима-ние, спрашивает: "Как вам понравился фестиваль?" Я ответил, что идея хорошая - укрепление дружбы между людьми, но что та молодёжь, что приехала, масса этих развязных и демонстративно нескромных молодых лю-дей меня смущает. Он тут же подхватил: "Да, да! Люди - тени. И Николай Константинович говорил, что перед сменой рас появятся люди-тени, тени прошлого". При-бавил, что есть и одна картина у отца на эту тему - "Те-ни прошлого".
Тут он поинтересовался: "Вы учитесь?" Я ответил, что учусь, закончил второй курс Академии художеств.
"Прекрасно", - он сказал, - "и искусством можно обла-городить своих товарищей".
Но ответ мне показался нисколько не высокопарным. В своих юношеских представлениях мне казалось, что ис-тинный художник должен облагораживать, по меньшей мере, всё человечество. Позже только я понял, как тонка прослойка культуры, и как трудно повлиять на сознание масс.
Ю.Н. заговорил о живописи. "Многие современные художники не видят цвета в природе. Например, мне лес вдали кажется серым, когда он на самом деле синий. Вот, Чуйков побывал в Индии, писал в Гималаях и увидел цвет. Работает цветом. Его картины выделяются…"
Затем он обратился ко мне как-то очень внимательно и серьёзно сказал: "Вот, окончите свою Академию худо-жеств и поезжайте на Алтай". Когда я это услышал, то, видимо, на моём лице рисовалось смешанное чувство смущения и растерянности. Я даже не представлял, где этот Алтай, что там такое и зачем туда ехать? Я ведь очень любил природу Прибалтики.
Но он продолжил: "Нет, нет, я Вам серьёзно советую, поезжайте на Алтай! Силою гнаться не надо, но при слу-чае не откажитесь поехать. Там и климат лучше. И я бы поехал на Алтай… Алтай и Монголия - это решено…" Тут я опять отмечаю про себя значительную "вставку".
И далее последовал рассказ об эпизодах пребывания их на Алтае, некоторые - опять забавные. Он на Алтае в уймонских краях снимал крестьян на кинокамеру, но они никак не могли понять, что такое кино и как это они будут у них дома "по стенке бегать"…
Я сидел, пили чай уже по второй чашке. Видимо, я несколько устал, расслабился. Всё шёл рассказ об Алтае. Тут я подумал, что я ведь впервые в столь высококультурной обстановке, прилично ли я сижу? Глянул на ноги и - ужаснулся. По студенческой привычке ступни ног я завернул за ножки стула. Так ведь не полагается! Поста-вил ноги рядышком. И тут мысль меня подвела к жела-нию узнать, как же всё-таки положено сидеть - посмот-реть, как держит ноги Ю.Н.? Украдкой - быстро глянул вниз и увидел, чт